Может утонуть огромный завод!

Моя любимица, гений копирайтинга и просто мастер — Элеонора. Я очень радуюсь, когда вижу очередную о ней весточку. За последние два месяца увидел еще два ее шедевра. Один — на остановке:

В маленьком стакане, в этом вот, может утонуть огромный завод!

Прошу заметить, женщина (невзирая на то, что стаж ее по-прежнему 9 лет, то есть «времени неподвластна»), учится и умнеет. Выглядят ногти у нее теперь не «тоненькие», а «тоненькими». Из этого можно сделать вывод, что дама освоила падежи. Второе объявление я видел в автобусе. По виду можно сделать вывод, что оно значительно старше обоих предыдущих, но стаж Элеоноры — все те же 9 лет:

В маленьком стакане, в этом вот, может утонуть огромный завод!

А вот объявления другого характера. На входе в травмпункт висит, ясен хуй, табличка:

В маленьком стакане, в этом вот, может утонуть огромный завод!

А вот под табличкой висит образец народной контекстной рекламы, которая, как известно, всех ценней и всех верней. И не надо никаких коэффициентов конверсии и подсчета числа кликов. Каждый кто без ноги — бумажку оторвет (они на фотке все целы, потому что на улице было минус 35 и люди даже ноги ломать не сильно стремились). Внутри травмпункта на двери каждого кабинета висит вот такое объявление-напоминание:

В маленьком стакане, в этом вот, может утонуть огромный завод!

Пока я там был, три человека подняли сильный шум по поводу того, что им не оказывают ни первую, ни вторую, ни даже десятую помощь. А один парень, которому оторвало палец, стоял и истерично постукивал остатками руки в дверь кабинета первой помощи. Когда остатки устали постукивать, парень (бухой, конечно же), стал бегать по коридорам и долбить во все двери с криками «Если не поможете — я щас этот палец вам в жопу засуну!». Через десять минут появился врач с куском тортика, приладил кое-как палец, а тут и ОМОН подоспел. Так что на реабилитацию парень поехал вовсе не домой. Я это к тому, что объява-то очень к месту там висит. А я шум не поднимал, потому что блат.

А еще там на стенах висят вот такие прекрасные агитки:

В маленьком стакане, в этом вот, может утонуть огромный завод!

Еще про инвалидов хочу сказать. Как-то ехал в автобусе, и мне на ногу встал какой-то чувак. Ну, я его сбросил, стою дальше. Он снова встает на ногу, я снова его сбросил. Он снова, блять, встает мне на ногу. Я подумал, что пора снять наушники. Снял и сказал ему. Коротко, но видимо ярко. И пока он только соображал, что ответить, мне с разных сторон минимум четыре голоса говорят «ну что вы так хамите, он ведь инвалид! надо быть снисходительным».

Я в ахуе смотрю на чувака, и вижу, что у него нет одного уха. Ван Гог, надо полагать. Но поскольку я его творений не видывал и преклониться не имею возможности, а ухо, как известно, на метр с копейкой выше ног, я еще раз высказался, теперь уже в эти четыре стороны. Четыре голоса сказали что-то вроде «сажать таких надо, никакого уважения!», и (реально материнскими жестами) забрали наконец инвалида куда-то поближе к себе. Кажется, даже место уступили.

А я вставил наушники в ухи и вспомнил. Когда я работал в типографии, запускал только что приехавшую линию производства пластиковых карт и набирал на нее операторов, отдел кадров взял на работу парня. Инвалида. Ну, у него было что-то с ногой, он хромал. Сильно. Но при этом с головой и руками, по его заверениям, у него было все нормально, а мне от него были нужны в основном эти части тела. Я сказал «беру», и этим словом совершил самую большую ошибку на ближайшие два месяца.

Отступление: очевидно, что любое уродство (буду называть это так), будь то отсутствие пальца, руки, ноги; излишний вес, или наоборот (превед, Бухенвальд!) его дефицит; хромота; полуглухота; витилиго, родимое пятно на видном месте, полученное в раннем детстве (или врожденное), очень сильно сказывается на том, каким вырастет человек. Не так очевидно, что человека может наклонить в разные стороны: он может вырасти очень хорошим, все понимающим и все прощающим, чутким и прекрасным; а может — злым, навеки осклабленным уебищем, который всегда чувствовал, что он — урод, и теперь думает, что «я вырос и щас на вас всех отыграюсь».

Парень, которого я зачем-то принял, оказался из второй категории. Такого выпрашивания привелегий, такой гнилости, склочности, мелочности и обидчивости я не видел никогда до этого. Это был единственный чувак, которого я не смог сразу выкинуть со своего участка: не давали. Работал он плохо и мало, но ругать его было нельзя: завпроизводством тут же приходил и говорил «Саня, я все понимаю, но с ним надо помягче».

Я не хотел быть с ним помягче, ходил «на ковер» и требовал работать с ним так же, как с остальными — резать зарплату за косяки. Мне снова говорили, что я неоправданно жесток. Я орал в телефонную трубку «Он работает руками и головой, его нога здесь не при чем!». За два месяца, в течение которых я пытался от него избавиться, крови он мне выпил больше, чем я сдал как донор за 17 раз.

В итоге я добился того, что его выкинули куда-то к упаковщикам. Слух о том, что «Глазунов не пожалел инвалида, и теперь он работает за треть предыдущей зарплаты» разошелся по типографии за день. Следующие две недели все сто человек производства смотрели на меня так, как будто я, по меньшей мере, оторвал ему вторую ногу.

Я считаю, что человек, который выпрашивает жалости — автоматом ее недостоин. Я считаю, что инвалида без уха, который наступил тебе на ногу, потому что «он и так несчастный» надо ебашить ногой в ухо (во второе, я против жестокости). Отсутствие мозга — тоже инвалидность, но почему-то защитники хромоножек не кидаются защищать гопника, который только что насрал в их подъезде.

Вконтактнуть
Телеграмнуть
alexandr@glazunov.am     |     © 2010–2024 Александр Глазунов
Ссылка на эту страницу: https://glazunov.am/blog/great-plant-can-sink-in-small-glass