RIP, Virginia

Когда мне было одиннадцать с копейками лет, я задумал попробовать курить. Мне просто было жутко интересно, что это такое. До этого я пробовал курить веник (серьезно) и «Магну», с сестрой. Но невзатяг, а это неинтересно.

Летом 1996 года я специально не спал часов до четырех утра и, когда наступило самое мертвое время, пошел на кухню, спёр у мамы сигарету (тогда она курила «Даллас»), на цыпочках прокрался на балкон и выкурил ее. Взатяг, как положено. Меня слегка «повело», но ничего из услышанного в школьных страшилках (позеленел, проблевался) не произошло, наоборот, мне понравилось. Я прикинул, посмотрел на часы, и спер еще одну сигарету. Потом еще одну. К шести утра у мамы стало на полпачки меньше. Я подумал «палево», взял свои копейки, и пошел в ларек во дворе. Купил пачку «Далласа» за три-пятьдесят, возместил спижженое у мамы, а остальное к вечеру аккуратно выкурил. C этого момента я начал по-нормальному курить.

Уже позже, через год, чуваки в школе начали группироваться и курить за углом и в сортире, но я был далек от того, чтобы курить с ними: мне и одному было хорошо. Они думали, что я не курю, а я смотрел, как большая их часть смешно, невзатяг важно пыхает всяким говном, и меня распирало от чувства гордости. За полгода, до зимы, я перепробовал всякие разные сигареты, и остановился на «Бонде». Около полугода курил его. Когда совсем не было денег — я «настреливал» сигарет на остановках. За полчаса пути — пачка. Это были девяностые, сигаретами охотно угощали.

Чуть позже появились сигареты «Петр I». Я попробовал тот, который был покрепче, черный, и решил перейти на него. Всякие «лайтсы» я уже тогда терпеть не мог и считал их синонимом хуево разбодяженого спирта. Какое-то время я курил черный «Петр», потом ассортимент продаваемых сигарет расширился, и я начал выебываться: пробовал все подряд. Первый длинный «Мо», который все называли «Море», «Данхилл» в большой, поделенной пополам пачке, сигареты с ментолом…

Когда я начал работать, около четырнадцати лет, я снова стабильно сидел на «Петре». Потом у меня стало очень мало денег — я курил папиросы «Казбек». Беломор был сраным говнищем, а вот «Казбек» был реально хорош. Сначала я запихивал вместо фильтра ватку, потом забил на это дело хуй. Потом деньги снова появились, и я снова ушел к «дяде Пете».

Примерно в это же время я стал курить официально, потому что меня застукали. Меня и до этого застукивали, но как-то не всерьез, а в этот раз дело было так: мы поехали на летние каникулы к бабушке в Томск. Про бабушку следует сказать, что она ни разу в жизни не произносила матерных слов, не курила (ее аргумент поражал железобетонностью: «Если оно так воняет — что там может быть вкусного?!»), пила только по праздникам (рюмку наливочки), и всю жизнь проработала фармацевтом. Это, а может просто природная данность, привели к тому, что даже к старости обоняние у бабушки было такое, которому позавидовала бы любая ментовская псина. И вот летом я покурил в деревянном сортире во дворе (ума — палата) и пошел в комнату, мимо лежавшей на диване бабушки. В этой же комнате сидела мама. Как только я сделал шаг на порог комнаты, бабушка повернула голову и сказала «Саша! Ты куришь?!», и я как-то очень просто ответил «Да». Разъяснительные беседы ни к чему особенному не привели, поэтому, когда я вернулся в Красноярск, мы с мамой курили уже вместе.

Потом у меня было много денег, разгульный образ жизни, и еще много чего. Я курил «Собрание Коктейль» (большая пачка, как у «Данхилла», внутри которой были разноцветные сигареты с фильтром из золотой фольги), сигариллы (как раз в это время появился «Капитан Блэк»), и всякое разное другое говно, потом снова перешел на «Петр». Перешел, и с ужасом понял, что эти пидарасы что-то сделали с рецептурой (окей, с купажом) табака. «Петр I» стал невыносимым, отвратительным, блевотным, режущим глотку говном. Курить его было невозможно, невзирая на все теплые чувства и воспоминания, которые у меня были с ним связаны.

Я долго мучился, курил то «Парламент» (только за то, что если покрутить фильтр пальцами — он вылазил на нормальную длину и это было прикольно. Вопреки рекламе вкус «тоньше и мягче» от этого не становился), то «Бонд», то «Кэмел», то крепкий «Мальборо».

И в какой-то момент я, перебирая то одно, то другое, наткнулся на «Вирджинию слимс». Не ту, которая зубочистка, а полновесную. Это было истинное счастье: сигареты с хорошим вкусом, вполне себе ядреной крепостью, нормальной толщины, но в полтора раза длиннее, чем обычные. Их не стреляли на улице, потому что думали, что они «дамские, а следовательно легкие»; когда мы с мужиками курили на крыльце типографии, они, потушив своих коротышей, говорили «ну, ты скоро? пошли уже!», я говорил «еще полтора сантиметра».

Минусов было два: они далеко не везде бывали в продаже и относительно дорого стоили. Но это меня ничуть не огорчало, потому что это были очень хорошие сигареты. Их минусы осложняли жизнь не только мне (нужно было больше денег на сигареты), но и моим коллегам: когда я, придя на работу, понимал, что у меня полпачки и просил кого-нибудь купить их, люди были вынуждены идти не в любой павильон, а искать табачный киоск на остановке. Потому что это единственное место, где они были всегда. Но это, повторюсь, были мелочи.

Не так давно мои любимые сигареты переименовали. Из благородной «Вирджинии» они стали пошлейшей отвратительной «Евой» («Ив», если быть точным, но от этого не легче). Я переживал это почти как личную драму среднего масштаба, однако продолжал их курить: вкус эти гондоны, слава богу, не тронули.

И вот неделю назад «Вирджиния» (ладно-ладно, «Ив») стала стремительно исчезать из продажи. В павильоне, в моем дворе, куда ее возили ради меня, ее вдруг не стало. Это был первый звоночек. Когда я зашел туда через пару дней, хозяин сказал «Ты знаешь, оптовики говорят, что ее сняли с производства. На базах уже нет, я искал». Позавчера я нашел две последних пачки в ста метрах от дома. Вчера — в трехста (обойдя пять павильонов и табачек, в каждом из которых мне сообщили, что «больше не будет»). Сегодня я чудом нашел две последних пачки в павильоне через остановку от дома, а Мишка умудрился купить две последних пачки еще не переименованной «Вирджинии».

Мне трудно вспомнить, сколько раз фраза «Вирджиния красная толстая», сказанная продавцу, была поводом знакомства с кем-нибудь в очереди; не смогу даже примерно прикинуть, сколько приключений я находил себе на самые разные места, когда среди ночи у меня заканчивались сигареты, и я шел их искать. С «Винстоном» или «Кентом», наверное, было бы не так: он есть везде, даже в кулинариях, кажется. А сколько раз с фразы «о, а чо это ты такое куришь?» начиналось всякое разное… Было, в общем, времечко.

Я ни разу в жизни, в отличии от отвратительных «каждый день бросающих» (и чуть менее отвратительных бросивших окончательно, которые немедленно начинают пропаганду здорового образа жизни) не делал даже попыток завязать с этой пагубной привычкой. Мне искренне нравится курить, а вред, причиняемый этим, пока радостей не затмил. Ебана, я курю больше половины жизни! И больше половины половины я курю «Вирджинию». Перспектива необходимости очень скоро перейти на другие сигареты стала совсем неотвратимой. На днях я даже всерьез задумался «А не бросить ли курить?», но решил, что исчезновение из продажи штанов любимой марки — не повод ходить голым.

Что теперь курить, я так и не решил.

RIP, Virginia


Вконтактнуть
Телеграмнуть
alexandr@glazunov.am     |     © 2010–2024 Александр Глазунов
Ссылка на эту страницу: https://glazunov.am/blog/rip-virginia