Сервер
А вас когда-нибудь кто-нибудь называл сервером? То-то. А меня вот называли. Когда, в уже довольно далеком прошлом, я работал в типографии — туда приняли нового дизайнера. Когда он приперся, я немедленно подумал, что неплохо бы с ним потрахаться, но через короткое время оказалось, что этот парень годен для куууууда более интересных вещей. Кроме того, спустя еще некоторое время выяснилось, что этот парень, войдя в кабнэт, сразу понял, что я — сервер; а с серверами не ебутся. Ну то есть ебутся, но это по другой части. Хотя, конечно, будь Валера пидарасом — я бы немедленно вышел за него замуж, один раз постирал бы ему носки и был бы самым счастливым человеком. Правда, наверное, у меня вскоре появился бы нервный тик и невроз, но к счастью, как мы знаем, это не имеет отношения.
На самом деле я всегда впадаю в легкий ступор, когда надо бы сказать что-то человеку, которого любишь; такому, который занимает в твоей жизни большое важное место. Можно сказать ему, что он настоящий дизайнер (как бы ему ни не нравилось такое название), и что ни у кого больше в Красноярске я не видел такого портфолио. Но это пахнет грамотой за проф-заслуги, их друзьям не дают. Хотя это факт: все, что я видел помимо Валериного портфолио — уже не имеет права так называться. Сказать, что его рабочие идеи — охуенны, потому что как раз на двести процентов решают поставленную задачу, не теряя изящности? Это тоже из области проф-заслуг. Можно, наверное, отметить, что попробовав спирт в четырнадцать лет, портвейн я попробовал впервые с Валерой. С ним же в двадцатиградусный мороз, в четыре часа утра мы под пиво и пар изо рта ожесточенно доказывали друг другу, что кот Антошка — куда свободнее, чем всякий ныне живущий человек, и что Малхолланд Драйв можно и нужно трактовать совсем иначе, чем это делалось до того. Однажды мы пили пиво, и я нажрался до такой степени, что пытался пить телефон и курить айпод. В итоге я оставил их в такси. Как-то раз мы решили избавиться от мобил, и кажется, я выбросил Валерин телефон в окно. Я только не помню, что было с моим. Но Валерин через три минуты, одумавшись, я отобрал у подобравшего его на улице чувака. Как-то раз мы с ним купили у двух гопников огнетушитель за полтинник, вырезали для него на плоттере аппликацию и подарили Алине — нам правда казалось, что это очень крутой, приятный подарок.
Как простыми словами объяснить другу, что он для тебя значит? Понятия не имею, наверное — никак; может быть и не надо этого делать. Когда я узнал, что Валера знает, что я пидарас — я переживал сильнее, чем тогда, когда об этом узнала моя мама. Еще бы, я уже был достаточно большим, чтобы уже мочь в полную силу переживать, но еще недостаточно большим, чтобы понимать, что это не имеет совсем никакого значения. Когда у Валерки появилась дочка, я радовался так, как будто она появилась у моей сестры. Когда они с Наташкой были вынуждены избавиться от кота-Онтона, я расстроился так, как если бы это был мой кот. Если взглянуть на тот отрезок Валеркиной жизни, который мы знакомы в виде пресловутого «таймлайна», то можно увидеть, что ооооочень разное в ней у него происходило. Многое из этого я видел; а в чем-то, думаю, есть мой вклад. Во всяком случае я надеюсь, что есть.
При всей любви к словоблудию, я вряд ли когда-нибудь смогу дать определение слову «друг», примерно как слову «любовь». Но я знаю: даже если сегодня случится землетрясение, наша планета расколется пополам и мы с Валерой окажемся на разных половинах — все равно свой большой след в жизнях друг друга мы уже оставили. Вспоминая свой любимый фильм, скажу так — мы принесли радость в жизни друг друга, а это реально круто. Ну и, при абсолютном непонимании того, что это такое, я точно знаю, что Валера — Друг.
Каждый год я, безрезультатно, правда, пытаюсь сообразить, сколько Валере исполняется лет: тридцать? четырнадцать? сорок шесть? девяносто два? или он только родился? я ему гожусь в сыновья, или таки он мне во внучата? Он сам, кажется, еще до конца не определился; но это не мешает мне сегодня сказать ему: с днем рождения!
